«СКУЧНО тебе будет, - предупредил Расторгуев перед отправлением поезда. – Музыканты у нас не пьют, скандалов и драк тоже не жди. Два совершенно обычных, рядовых концерта».

Когда я напрашивался сопровождать «Любэ» в гастролях по Белоруссии, в общем, догадывался, что « секс, наркотики, рок-н-ролл» - это где-то в другом месте. Но надеялся, что за пару дней, проведенных с группой бок о бок, сумею понять, как паренек, который когда-то лихо распевал про «Дусю-агрегат» и «клетчатые брюки» сумел вырасти и превратиться в кумира миллионов людей. Причем не самых глупых.

«Кефир для кумира»

Первая бытовая деталь, бросающаяся в глаза: лидер «Любэ» курит шесть разных трубок. Не все сразу, конечно, но дым от них очень ароматный, а в самом процессе (вернее, ритуале) есть что-то от священнодейства. Создается ощущение, что Николай спит, не вынимая изо рта трубки.

Одна проводница пыталась запретить ему курить. Естественно, никто ее слушать не стал, но Расторгуев воспринял сие поползновение как оскорбление и запомнил его надолго. Обиделся.

На завтрак лидер «Любэ» заказал себе в номер чай с лимоном, стакан кефира и кусок черного хлеба. Ни к чему, кроме чая, не притронулся. То ли забыл, то ли не захотел. На сон Николай отвел себе пару часов. Перед сном – заказал обед из «обычных» щей, но вспомнил о них только перед выездом на выступление. Оказалось, что будить его ради супа никто не решился, а сам певец и не знал, кому надо звонить, чтобы его принесли.

«Знаешь какие-нибудь из наших песен наизусть?» - спросил меня Расторгуев. – «Нет, - честно ответил я, - помню только отдельные фразы». – «Жалко. А то я б тебя в хор поставил… - не то пошутил, не то всерьез ответил Николай. – Чем на сцене больше народу, тем лучше».

На выходе из номера он подписал, наверное, штук двадцать открыток. А в лифте поделился: «Сам брал автограф в жизни только у двоих: Мик Джаггер и гитарист, играющий у Эрика Клэптона. К самому Клэптону, кстати, охрана меня так и не пустила. Прекрасно его понимаю, сам такой же». Но, тем не менее, после выступления в гримерку к Расторгуеву прорвалась проводница с сыном и мужем, и Николай скомандовал охране: «Пустите Галю, она вчера за нами ухаживала». Когда гости разошлись, я спросил: «Вот ты сегодня спел на концерте про барина, он еще любит выпить с простыми. Очень уж он у вас сказочный, святой прямо выходит». «Да нифига он не сказочный, - ответил Расторгуев. – Знаешь, как хочется иногда выпить со слесарями?» Но вместо «слесарей», (не считая проводницы с семьей), в гримерку с общим на всех вопросом «Можно мы с вами сфотографируемся?» просочились начальники ОМОНА, командующие дивизий, вдова актера Еременко и прочие, совсем не «простые» ребята.

«Главное, ребята, не пыжиться»

Сами концерты группы сдержанностью и размеренностью напоминают эпоху вокально-инструментальных ансамблей. Нету угара, как на рок-н-ролльном слэме, когда певец рвет на груди последнюю футболку и брызжет слюной. Без декораций, без балета, без особых костюмов, как принято у попсы. Перед выходом на сцену Алексей (гитарист) спросил у «рулевого»: «Коль, я белую рубашку одевать не буду? А то палец поранил, боюсь, всю кровью забрызгаю. Синюю майку надену. Ты не против?». «Да надевай ты что хочешь, - было ему ответом. – Главное, ребята, не пыжиться…». Вот они и не пыжатся.

Теплые и распевные песни «Любэшников» соответствуют картинкам за окном – особенно если путешествуешь по Родине на тепловозе. Они убаюкивают ("Отчего так в России березы шумят…", "Там, за туманами…"), вызывают ностальгию ("Трамвай "Пятерочка, "Ребята с нашего двора")…

Блок военно-милицейских песен, составленный из песен «Солдат», «Комбат», «Прорвемся, опера», «Давай за…» почему-то вызывает у публики особый восторг и энтузиазм.

«День сурка»

При почти полном внешнем спокойствии заметно, что у «батяни-комбата» внутри все клокочет. Во время исполнения романса «Позови меня тихо по имени» у него прямо глаза наполнились слезами. В гримерке он расплакался уже по-настоящему. «Вспомнил Володьку Мулявина», - выдавил он, как бы прося прощения за свою слабость.

В Израиле на одном из концертов группы выскочил на сцену глубоко тронутый солдат с автоматом. Он заорал в микрофон: «Спасибо Любэ, которая поддерживает армию Израиля в войне с экстремистами Палестины!». Сей патриотический выпад поклонника, Николай прокомментировал так: «Когда я пою песни, то ничего не делаю специально, в образы никакие не вхожу, над каждой строчкой не задумываюсь. Иногда, бывает, на автомате пою, а мысленно – где-то довольно далеко от того сюжета, о котором рассказываю слушателю. Не думаю, скажем, о солдате, когда пою «Солдата», а думаю о своих друзьях. И если ты спросишь меня, почему песни действуют на публику так, как они действуют, я отвечу тебе – не знаю.

Кажется, я что-то понял про Николая Расторгуева. Не смотря на брутальный вид и общую суровость, несмотря на внешность «человека тяжелой судьбы», - он может расплакаться, когда поет романс, а то и просто забыть текст. А потом, в гримерке, заметить беззлобно: «Ведь забыл, а. И ни одна скотина не подсказала». Он может говорить о войне без пошлости, без дурацкого пафоса, или, например, спеть вдруг «Бабушку» с такой нежностью и теплотой, что начинаешь невольно всхлипывать сам.

«Уныние – это наш враг», - повторял Николай все время, хотя сам ходил при этом как в воду опущенный. «Вроде в зале аншлаг, и принимают нас хорошо, а в душе какая-то маёта. Наверное, как следует не отдохнул. А так хочется куда-нибудь с сыном поехать, на лыжах, там, покататься…». О таких вот простых вещах он мечтал всю поездку.

А когда мы вернулись в Москву, добавил: «Концерты это здорово, конечно, но надоедают они так же, как все остальное. Перелеты, переезды… Какой-то день сурка…».